Следственный комитет возбудил семь уголовных дел по фактам пыток заключённых в Саратовской области. Поводом стала публикация видео жестоких побоев и изнасилований осуждённых в тюремной больнице для туберкулёзников (ОТБ-1). Архив с подобными материалами предположительно насчитывает сотни записей со служебных видеорегистраторов. О том, что происходило в ОТБ-1, читайте в материале RT.
© РИА новости / соцсети
4 октября в сети появились видеозаписи пыток и изнасилований заключённых в туберкулёзной больнице №1 (ОТБ-1) УФСИН по Саратовской области. Утверждается, что записи со служебных видеорегистраторов вывез бывший заключённый. Мужчина пять лет работал в ОТБ-1 и помогал сотрудникам учреждения хранить и обрабатывать жуткие видеоролики.
ФСИН России уже начал служебную проверку. Начальник УФСИН по Саратовской области полковник Алексей Федотов написал рапорт об увольнении. Как с сообщили в ведомстве, «в его работе и оперативно-служебной деятельности были выявлены серьёзные просчеты».
Кроме того, 6 октября были уволены по отрицательным мотивам начальник ОТБ-1 полковник Павел Гаценко, его заместитель по безопасности и оперативной работе полковник Сергей Салов, начальник оперативного отдела майор Антон Бочков и начальник отдела безопасности подполковник Сергей Мальцев.
Следственный комитет возбудил по фактам насилия семь уголовных дел. Пять — по ст. 132 УК РФ (насильственные действия сексуального характера), два — по ст. 286 УК РФ (превышение должностных полномочий, совершенное с применением насилия и угрозой его применения).
Расследование уголовных дел глава СКР Александр Бастрыкин взял на личный контроль.
Вместе с тем, как выяснил RT, ещё в 2013 году сотрудник ОТБ-1 Дмитрий Шадрин обвинял начальника больницы Гаценко в пытках заключённых. Шадрин выступил с этим заявлением на заседании рабочей группы по защите прав заключённых при Госдуме. Однако тогда к его словам никто не прислушался.
Что происходило в ОТБ-1, выяснял RT.
«Ты по жизни кто?»
Видеоархив предположительно содержит 40 гигабайт данных и состоит из сотен видеороликов.
Самая жуткая из уже опубликованных записей была сделана 18 февраля 2020 года. На ней заключённой в чёрной робе засовывает красную палку в задний проход голому мужчине, руки которого привязаны к койке, а ноги запрокинуты наверх.
На другом ролике датированным 10 апреля прошлого года, зафиксированы избиения мужчины, связанного скотчем.
Издеватели спрашивают его: «Ты по жизни кто?». Заключенный отвечает «Никто, бродяга». После чего его начинают бить, голос за кадром говорит: «Петух».
Впоследствии все эти видео использовались для шантажа и вымогательства денег у пострадавших. Также таким образом жертв склоняли к сотрудничеству с администрацией учреждения.
Жертва и «палачи» с этих видео установлены. Пострадавшего с первой записи зовут Роман (имя изменено). По словам адвоката Снежаны Мунтян, Роман находится сейчас в саратовском СИЗО-1. По её мнению, на мужчину сейчас может оказываться давление, и именно поэтому он отказался от показаний, хотя раньше был готов говорить со следователем.
«Дай денег»
Изнасилования заключённых и вымогательство у них денег в ОТБ-1 было поставлено на поток, рассказывает RT бывший заключённый 37-летний Алексей. Он провёл в этом учреждении несколько лет, и сам подвергся унижениям и издевательствам.
Сейчас Алексей проходит потерпевшим по делу об изнасиловании. По его словам, на лечение в больницу его перевели в 2018 году. В учреждении ему предложили вступить в «актив».
«В колониях есть режим — правила внутреннего распорядка. «Активисты» следят за тем, чтобы все жили по этим правилам. Например, если зек хочет телевизор в палату, он должен за это заплатить. Но здесь просто подходили к человеку, избивали его и говорили: «Дай денег»… Так люди сейчас не живут, мы не в каменном веке», — поясняет Алексей.
По его словам, он от такой «работы» отказался. В феврале 2020 года его и ещё пятерых заключённых завели в кабинет, где обычно принимает посетителей начальник ОТБ-1 Павел Гаценко. Алексей утверждает, что там их избили и изнасиловали «активисты», всё это было снято на камеру.
«С меня стали требовать 50 тыс. рублей, я их заплатил. В один из дней «активисты» снова привели меня в одну из комнат и стали угрожать изнасилованием, но на этот раз палкой. Издевались, предлагали выбрать конкретную швабру. Я под их диктовку написал документ и оговорил себя и других заключённых: якобы мы планировали устроить в больнице бунт», — вспоминает Алексей.
После освобождения Алексей написал заявление в Следственный комитет. Мужчина вспоминает, что «активисты», которые участвовали в пытках, осуждены за тяжкие преступления, в том числе изнасилования и убийства. Этими же преступлениями они продолжают заниматься и в заключении, говорит он.
Пыточная камера №5
Ещё один бывший заключённый Владимир Болдырев рассказал RT, что самым жутким местом в ОТБ-1 считалось туберкулёзно-лёгочное отделение №8.
В места лишения свободы Болдырева отправили после того, как он второй раз попался за пьяное вождение. Его приговорили к девяти месяцам лишения свободы. Вскоре после приговора выяснилось, что он болен туберкулёзом, и его направили в ОТБ-1.
«В первый же день здесь я увидел такую картину: на коленях стоит голый осуждённый, а перед ним стоит «активист» и машет своим половым органом перед его лицом. Оказалось, что таким образом заключённого склоняли к сотрудничеству», — рассказывает Владимир.
Впрочем, по словам мужчины, он и сам вскоре столкнулся с местными нравами, когда оказался в ТЛО-8. Он говорит, что в этом отделении есть камера №5, которую местные заключённые называют пыточной.
«Это единственная камера, в которой не ведётся стационарная видеосъёмка, — поясняет Владимир. — Перед камерой стоит музыкальный центр. Заключённые знают, что когда в коридоре громко играет музыка, в камере №5 «обрабатывают» человека, хотя его криков не слышно. Меня завели в эту камеру четыре «активиста». Это было ни с того, ни с сего: я ни с кем не ссорился, конфликтов не было».
По словам Владимира, его избили, раздели догола и привязали к кровати, на которой был матрас, обтянутый клеёнкой.
«Мне стали говорить, будто я планирую с другими зеками поломать режим. Потребовали с меня 50 тыс. и сказали: «Ты пока полежи и подумай», — рассказывает собеседник RT.
«С ней проводят следственные действия»: экс-замглавы Минпросвещения Ракова находится в московском отделении МВД
Мужчина утверждает, что так он пролежал два дня, за это время сотрудники администрации не раз заглядывали в камеру, но никак не реагировали на происходящее.
«Ходить приходилось под себя — вот почему там матрасы обтянуты клеёнкой, — говорит Болдырев. — Через два дня в камеру завели заключённого, который разделся. Мне сказали, что если я не переведу деньги, то он своим половым органом проведёт мне по лицу, а потом изнасилует».
Владимир согласился и позвонил гражданской жене с просьбой перевести деньги и пока не задавать вопросов. Мужчина говорит, что выбора у него не было, хотя это большая сумма для его семьи.
«Если бы меня изнасиловали, для меня жизнь закончилась бы прямо там, в этом ТЛО», — говорит Владимир.
Мужчина уверен, что от дальнейшего шантажа и домогательств его спасла его жена. Она обратилась к правозащитникам, а те в свою очередь в прокуратуру.
«Ко мне стали приезжать следователи, разговаривать, стал приезжать адвокат, которого жена наняла. «Активистов» это напугало, потому что они поняли, что я не сирота, что у меня есть кто-то на воле, за забором, который меня не оставит», — говорит он.
Десятилетие жестокости
О суровых нравах саратовских лагерей писал ещё Эдуард Лимонов, который в апреле 2003 года по обвинению в хранении оружия был приговорён к четырём годам лишения свободы. Несколько месяцев писатель провёл в ИК-13 в Саратовской области.
«Зоны Саратовской области тоже живут под номерами: вторая, тринадцатая (самые красные, пользуются у зэков дурной славой), седьмая, десятая, двадцать третья, тридцать третья. И прочие. Всего их несколько десятков. И все красные», — писал он в своей книге «По тюрьмам».
По словам правозащитников, спустя десять лет нравы в лагерях стали уже не жёсткими, а жестокими, сопряжёнными с пытками и насилием.
СМИ не раз сообщали о подозрительных случаях гибели заключённых в саратовских колониях и ОТБ-1
Так, в 2012 году в колонии-поселении №11 после нескольких дней пребывания скончался 25-летний Алексей Акульшин.
Молодой человек должен был провести в колонии-поселении 12 дней за кражу, но через четыре дня его родственникам сообщили, что он умер от острой коронарной недостаточности. Семья Акульшина добивалась возбуждения уголовного дела, родные считали, что молодого человека замучили до смерти. Сестра погибшего уверяла, что его тело было покрыто гематомами.
«Правоохранители даже провели эксгумацию, возбудили дело, а потом заявили, что нет виновных, нет доказательств насильственной смерти. Около года мы ещё пытались что-то сделать, везде ездили и всюду писали, но дело закончилось ничем», — рассказывает RT сестра Алексея Александра Манаенкова.
В том же году в ИК-13 города Энгельса погиб другой заключённый Артём Сотников. В официальном сообщении УФСИН также говорилось, что он скончался от острой коронарной недостаточности.
Родные мужчины добились возбуждения уголовного дела по ч. 4 ст.111 УК РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего). Судмедэкспертиза установила, что смерть наступила в результате причинённых ему телесных повреждений.
В 2014 году Энгельсский районный суд приговорил пятерых сотрудников колонии к срокам от девяти до 12 с половиной лет колонии строгого режима. Сейчас, по словам матери погибшего Ларисы Сотниковой, они все на свободе, поскольку вышли условно-досрочно.
«Но они простые исполнители. Остался безнаказанным начальник тюрьмы, в которой произошло это убийство. Те, кто отдавал им приказ, остались на свободе. Начальник УФСИН Александр Гнездилов тоже не понёс никакого наказания. А ведь он должен был обратить внимание на заявления о пытках, которые к нему поступали. Ещё в 2012 году можно было предотвратить то, что происходит в тюрьмах сейчас, если бы тогда наказали и начальников, которые ответственны за такие ужасы. Сейчас опять посадят исполнителей, и опять начальники уйдут от ответственности. Уволили их, видите ли. Это что, наказание?» — возмущается мать погибшего.
По её словам, ещё тогда ей писали письма заключённые и рассказывали о пытках в саратовских колониях и ОТБ-1. В своих заявлениях в правоохранительные органы она также упоминала туберкулёзную больницу.
«Начали на девушку наезжать»: что известно об обвиняемых в избиении пассажира в московском метро
В 2013 году действующий сотрудник саратовской тюремной больницы Дмитрий Шадрин публично рассказал о регулярных избиениях заключенных в медицинском учреждении ОТБ-1. Он пошёл на такой шаг после того, как в ОТБ-1 насмерть забили заключённого Алексея Степанова. Шадрин рассказывал, что насилие в тюремной больнице — обычное дело, и готов был общаться со следователям о многочисленных фактах избиений.
Летом 2013 года он даже выступил на заседании рабочей группы по защите прав заключённых при Госдуме.
«Я подтверждаю факты физического воздействия на осуждённых со стороны исполняющего обязанности начальника Гаценко Павла Анатольевича. За время его работы случаев таких было много. Можете это публиковать», — заявил тогда Шадрин журналистам. Но правоохранительные органы тогда к его словам не прислушались.
По данным RT, несколько лет назад Шадрин скончался от онкозаболевания.
RT попытался связаться с экс-главой УФСИН по Саратовской области Александром Гнезидловым, но он был недоступен для комментариев.
Начальник ОТБ-1 Павел Гаценко и его заместитель по безопасности и оперативной работе полковник Сергей Салов на звонки RT не ответили. А начальник оперативного отдела майор Антон Бочков бросил трубку, когда услышал, что разговаривает с журналистами.
«Необходимо облегчить нагрузку»
Председатель Общероссийского движения «Сильная Россия» Антон Цветков считает, что одна из главных проблем пенитенциарной системы в России — низкий уровень привлекательности работы. Из-за этого существует дефицит профессионалов, считает эксперт.
«Даже заключённые, когда разговаривают с сотрудниками пенитенциарной системы, говорят: «Я через 5-10 лет отсюда выйду, а ты никогда не выйдешь. Конечно, в такой системе происходит профдеформация личности, нужно создать более благоприятные условия, чтобы люди хотели идти сюда работать: поднимать зарплату, создавать льготы. Бывает так, что берут всех, кто прошёл минимальные спецпроверки, потому что работать некому», — считает Цветков.
Кроме того, необходимо добиться, чтобы в российских колониях «не осталось ни одного угла, в котором не было бы аудио и видеофиксации», добавляет собеседник RT.
«Конечно, проблемы в колониях есть, но я проверяю такие учреждения уже больше 10 лет и могу с полной ответственностью завить, что есть колоссальная разница между тем, что было 10 лет назад и сейчас. В большинстве случаев у руководства ФСИН получается решить проблемы. Так, эффективно работает система видеонаблюдения, в частности, персональный видеорегистратор. Это положительный момент», — считает Цветков.
В свою очередь правозащитница из «Центра содействия реформы уголовного правосудия» Людмила Альперн считает, что необходимо облегчить нагрузку на пенитенциарную систему.
«Нам нужно уходить от лагерной системы, потому что в ней неизбежно будет существовать мужская тюремная субкультура. В ней обязательно есть касты, в том числе так называемые «опущенные», — поясняет Альперн в беседе с RT.
«Последовательное уничтожение»: как БПЛА могут помочь России в борьбе с вражеским морским десантом в Арктике
По словам собеседницы, средний срок уголовного наказания в России — пять лет. Между тем большинство заключённых сидят не за насильственные преступления.
«У нас 30% осуждённых сидят за употребление наркотиков, 15% — по экономическим статьям, а сроки просто ужасающие. Люди не должны столько лет сидеть, если они не совершили насильственного преступления. Это никому не выгодно, на это тратятся огромные деньги», — говорит Альперн.
Эксперт выступает за то, чтобы развивать в России систему пробации, которая осуществляет надзор за заключёнными и помогает им вернуться в общество после отбытия наказания. Такую функцию могут взять на себя УИИ ФСИН — условно-исполнительные инспекции, считает собеседница. УИИ ведают наказаниями в отношении людей, которых осудили условно или их приговор не связан с изоляцией от общества.
«Количество людей, которые получают приговоры, не связанные лишением свободы, уменьшается, а должно увеличиваться. Из этих УИИ надо выстраивать систему пробации, которая будет помогать устраиваться бывшим осуждённым на работу, возвращаться к нормальной жизни», — подытожила Людмила Альперн.