Фото: www.globallookpress.com Введенные США и Евросоюзом санкции в отношении России из-за ситуации на Украине и после возвращения Крыма в состав РФ, а также «за использование запрещенных химических веществ в чужой стране», должны были нанести экономический ущерб государству, однако их реальный эффект оказался неоднозначным. К такому выводу пришел автор статьи в Financial Times с громким заголовком «Инвесторы вновь открывают для себя привлекательность российских облигаций».
«Трудно установить реальные последствия международных санкций в отношении российской экономики, поскольку здесь необходимо учитывать несколько других факторов», – пишет Джанкарло Перассо.
Журналист отмечает, что жизненный уровень населения РФ с начала действия различных рестрикций в 2014 г. понизился, однако Россия одновременно смогла добиться макроэкономической стабильности и усилила позиции страны в сфере международных финансов.
Он напомнил, что украинские события пятилетней давности произошли незадолго до того, как цены на нефть снизились со $120 за баррель до примерно $50 за баррель. Таким образом российская экономика испытала двойной шок – от санкций и резкого падения цен на нефть.
«Власти пыталась контролировать последующее обесценивание валюты путем повышения процентных ставок и использования валютных резервов. В конечном итоге Центральный Банк России перешел на режим чистого инфляционного таргетирования и свободно плавающего обменного курса. После начала инфляции началось снижение учетной ставки. Тем временем Министерство финансов заняло осторожную позицию», – говорится в статье.
По мнению автора, сочетание ортодоксальной кредитно-денежной политики, предусмотрительной фискальной политики и «немного удачи в виде более высоких цен на нефть» позволили Москве получить солидный профицит по текущим счетам. С макроэкономической точки зрения, считает журналист, российским властям удалось стабилизировать экономику, одновременно восстановив валютные резервы и снизив соотношение долга к ВВП.
При этом до сих пор неясно, какое же влияние ограничительные меры оказали на реальную экономику. С одной стороны, производительность растет на 2,5%, и ее рост продолжает ускоряться. С другой стороны, рост ВВП составил около 2% в 2017-2018 годах, что соответствует среднему росту в период с 2012-го по 2014-й, и это неутешительный итог, поскольку экономика не сильно восстановилась после рецессии в 2015 году, и по-прежнему значительно зависит от нефти.
«Единственной настоящей структурной реформой, как это ни парадоксально, стало введение российских санкций в отношении сельскохозяйственных товаров ЕС, что способствовало улучшению состояния отечественного аграрного сектора до такой степени, что страна сейчас является ведущим экспортером многих сельскохозяйственных товаров. Помог и более слабый рубль», – подчеркивает Перассо.
По его словам, главным фактором медленной тенденции роста российской экономики стали не санкции. Более глубокое влияние на нее оказывают другие причины. Среди них автор называет негативные демографические тенденции, сложности с правами собственности и жесткий контроль государства над экономикой.
«С финансовой точки зрения наиболее явным признаком того, что санкции больше не рассматриваются в качестве основного фактора, является тенденция увеличения доли ОФЗ – федеральных рублевых облигаций, которыми владеют иностранцы. Было значительное падение этой доли от санкций, введенных весной 2018 года, но иностранные инвесторы совсем недавно вернулись на местный рынок, и пропорция ОФЗ в руках иностранцев вновь приблизилась примерно к одной трети», – указывается в материале.
Более того, утверждает автор, с точки зрения тех, кто держит долларовые российские облигации, наша страна выглядит «удивительно надежным кредитом». Государственный внешний долг составляет около 10% текущих валютных резервов, а Россия «является чистым международным кредитором».
Журналист констатирует, что в сочетании с сильной платежеспособностью россияне – от президента Владимира Путина до простого гражданина – обладают столь же сильной готовностью платить, «поскольку помнят унижение от дефолта 1998 года и, похоже, полны решимости не повторять этого в будущем».
В Financial Times предполагают, что более ощутимые рестрикции для России Запад может ввести по аналогии с теми, которые были применены в отношении Южной Африки во времена апартеида, однако «это будет уже другая история».